— Конечно. Разве вы не заметили, что миссис Кавендиш ужасно ревнива? Но теперь, когда над Джоном нависла опасность, она думает только об одном — как его спасти.

He gave vent to a prodigious whistle, as I imparted the news.

Мой друг говорил с таким чувством, что я невольно вспомнила его колебания — «говорить или не говорить», когда на карту поставлено «счастье женщины».

“Great Scott! You were right, then. I couldn’t believe it at the time.”

Слава богу, что теперь решение примут другие!

“No, it is astonishing until you get used to the idea, and see how it makes everything fit in.

— Пуаро, мне даже сейчас не верится, что Джон — убийца, я почти не сомневался, что преступник — Лоуренс. Пуаро улыбнулся. — Я знаю, друг мой.

Now, what are we to do?

— Как же так?!

Of course, it will be generally known to-morrow.”

Джон, мой старый друг Джон, и вдруг — убийца!

John reflected.

— Каждый убийца чей-то друг, — глубокомысленно изрёк Пуаро. —

“Never mind,” he said at last, “we won’t say anything at present.

Но мы не должны смешивать разум и чувства.

There is no need. As you say, it will be known soon enough.”

— Но вы могли хотя бы намекнуть, что мой друг Джон…

But to my intense surprise, on getting down early the next morning, and eagerly opening the newspapers, there was not a word about the arrest! There was a column of mere padding about “The Styles Poisoning Case,” but nothing further. It was rather inexplicable, but I supposed that, for some reason or other, Japp wished to keep it out of the papers. It worried me just a little, for it suggested the possibility that there might be further arrests to come.

— Я не делал этого как раз потому, что Джон ваш старый друг.

After breakfast, I decided to go down to the village, and see if Poirot had returned yet; but, before I could start, a well-known face blocked one of the windows, and the well-known voice said:

Я смутился, вспомнив, как доверчиво рассказывал Джону о подозрениях Пуаро. Ведь я был уверен, что речь шла о Бауэрстайне! Кстати, на суде его оправдали — доктор очень ловко сумел доказать несостоятельность обвинений в шпионаже, — но карьера его, безусловно, рухнула.

“ Bonjour, mon ami! ”

— Пуаро, неужели Джона признают виновным?

“Poirot,” I exclaimed, with relief, and seizing him by both hands, I dragged him into the room.

— Нет, друг мой, я почти уверен, что его оправдают. Я же постоянно твержу вам, что улик против него пока нет.

“I was never so glad to see anyone. Listen, I have said nothing to anybody but John.

Одно дело — не сомневаться в виновности преступника и совсем другое — доказать это на суде.

Is that right?”

Здесь-то и заключается основная трудность.

“My friend,” replied Poirot, “I do not know what you are talking about.” “Dr. Bauerstein’s arrest, of course,” I answered impatiently.

Кстати, я могу кое-что и доказать, но в цепочке не хватает последнего звена, и пока оно не отыщется, увы, Хастингс, меня никто не будет слушать.

“Is Bauerstein arrested, then?”

Он печально вздохнул.

“Did you not know it?”

— Пуаро, когда вы впервые начали подозревать Джона?

“Not the least in the world.” But, pausing a moment, he added:

— А разве вы вообще не допускали мысли, что он убийца?

“Still, it does not surprise me.

— Нет. — Даже после услышанного вами разговора между миссис Инглторп и Мэри?

After all, we are only four miles from the coast.”

Даже после, мягко говоря, неоткровенного выступления Мэри на дознании?

“The coast?” I asked, puzzled.

— Я не придавал этому большого значения.

“What has that got to do with it?”

— Неужели вы не думали, что, если ссора, подслушанная Доркас, происходила не между миссис Инглторп и её мужем — а он это начисто отрицает, — значит, в комнате находился один из братьев Кавендишей?

Poirot shrugged his shoulders.

Допустим, там был Лоуренс.

“Surely, it is obvious!”

Как тогда объяснить поведение Мэри Кавендиш?

“Not to me. No doubt I am very dense, but I cannot see what the proximity of the coast has got to do with the murder of Mrs. Inglethorp.”

Если же допустить, что там находился Джон, то все становится на свои места.

“Nothing at all, of course,” replied Poirot, smiling. “But we were speaking of the arrest of Dr. Bauerstein.”

— Вы хотите сказать, что ссора происходила между миссис Инглторп и Джоном?

“Well, he is arrested for the murder of Mrs. Inglethorp——”

— Конечно.

“What?” cried Poirot, in apparently lively astonishment.

— И вы это знали?

“Dr. Bauerstein arrested for the murder of Mrs. Inglethorp?”

— Разумеется. Как иначе можно объяснить поведение миссис Кавендиш?

“Yes.”

— Но, тем не менее, вы уверены, что его оправдают!

“Impossible!

— Несомненно оправдают!

That would be too good a farce!

Во время предварительного судебного разбирательства мы услышим только речь прокурора.

Who told you that, my friend?”

Адвокат наверняка посоветует Джону повременить со своей защитой до суда — когда на руках козырный туз, выкладывать его следует в последнюю очередь!

“Well, no one exactly told me,” I confessed.

Кстати, Хастингс, мне нельзя появляться на судебном разбирательстве. — Почему?

“But he is arrested.”

— Потому что официально я не имею никакого отношения к следствию.

“Oh, yes, very likely. But for espionage, mon ami..”

Пока в цепочке доказательств отсутствует последнее звено, я должен оставаться в тени.

“Espionage?” I gasped.

Пусть миссис Кавендиш думает, что я на стороне Джона.

“Precisely.”

— Пуаро, это нечестная игра! —

“Not for poisoning Mrs. Inglethorp?”

воскликнул я негодующе.

“Not unless our friend Japp has taken leave of his senses,” replied Poirot placidly.

— Мы имеем дело с очень хитрым и изворотливым противником.

“But—but I thought you thought so too?”

В средствах он не стесняется, поэтому и нам надо сделать все, чтобы преступник не ускользнул из рук правосудия.

Poirot gave me one look, which conveyed a wondering pity, and his full sense of the utter absurdity of such an idea.

Пускай все лавры — пока — достанутся Джеппу, а я тем временем доведу дело до конца. Если меня и вызовут для дачи показаний, — Пуаро улыбнулся, — то я выступлю как свидетель защиты. Мне показалось, что я ослышался!

“Do you mean to say,” I asked, slowly adapting myself to the new idea, “that Dr. Bauerstein is a spy?”

— Я хочу быть объективным, — пояснил Пуаро, — и поэтому отклоню один из пунктов обвинения.

Poirot nodded.

— Какой?

“Have you never suspected it?”

— По поводу сожжённого завещания.

“It never entered my head.”

Джон здесь ни при чем.

“It did not strike you as peculiar that a famous London doctor should bury himself in a little village like this, and should be in the habit of walking about at all hours of the night, fully dressed?”

Пуаро оказался настоящим пророком. Боюсь утомить читателя скучными деталями и скажу лишь, что во время предварительного разбирательства Джон не произнёс ни слова, и дело передали в суд.

“No,” I confessed, “I never thought of such a thing.”

Сентябрь застал нас в Лондоне.

“He is, of course, a German by birth,” said Poirot thoughtfully, “though he has practised so long in this country that nobody thinks of him as anything but an Englishman.

Мэри сняла дом в Кэнсингтоне, Пуаро тоже поселился поблизости, и я имел возможность часто их видеть, поскольку устроился на работу в том же районе — в министерство обороны. Чем меньше времени оставалось до начала суда, тем сильнее нервничал Пуаро. Он так и не мог разыскать «последнее звено». В глубине души я этому даже радовался, так как не представлял, что будет делать Мэри, если Джона признают виновным.

He was naturalized about fifteen years ago.

15 сентября Джон предстал перед судом в Олд Бейли по обвинению в «преднамеренном убийстве Эмили Агнес Инглторп» и наотрез отказался признать себя виновным. Его защищал знаменитый адвокат сэр Эрнст Хэвивезер.

A very clever man—a Jew, of course.”

Первым взял слово прокурор Филипс, заявивший, что убийство совершено расчётливо и хладнокровно. Мистер Кавендиш отравил женщину, любившую его как родного сына, женщину, которая дала ему образование, заботилась о нем и безгранично ему доверяла. Свидетельские показания подтверждают, продолжал прокурор, что подсудимый вступил в предосудительную связь с некоей миссис Райкес, женой фермера Райкеса, живущего неподалёку от Стайлз.

“The blackguard!”

Подсудимый растранжирил все деньги, полученные от миссис Инглторп, и оказался в крайне стеснённом материальном положении.

I cried indignantly.

Миссис Инглторп узнала о постыдной связи своего сына, и за день до убийства между ними произошёл крупный скандал, часть которого слышала прислуга. В тот же день подсудимый, переодевшись в костюм мистера Инглторпа, купил в деревенской аптеке стрихнин.

“Not at all. He is, on the contrary, a patriot. Think what he stands to lose. I admire the man myself.”

Несомненно, он пытался навлечь на него подозрения в убийстве миссис Инглторп — ни для кого не секрет, что подсудимый ненавидел мужа своей мачехи.

But I could not look at it in Poirot’s philosophical way.

Мистер Инглторп, к счастью, смог предъявить неопровержимое алиби. Семнадцатого июля, сразу после ссоры с подсудимым, миссис Инглторп составила новое завещание.

“And this is the man with whom Mrs. Cavendish has been wandering about all over the country!” I cried indignantly.

Обуглившиеся остатки этого документа были на следующее утро найдены в камине, но можно с уверенностью утверждать, что завещание было в пользу мистера Инглторпа.

“Yes. I should fancy he had found her very useful,” remarked Poirot.

Существует завещание, составленное накануне свадьбы, где покойная объявляла его же своим наследником, но подсудимый (мистер Филипс многозначительно поднял палец) ничего не знал об этом.

“So long as gossip busied itself in coupling their names together, any other vagaries of the doctor’s passed unobserved.”

Трудно сказать, что заставило миссис Инглторп составить новое завещание, в то время как предыдущее ещё оставалось в силе.

“Then you think he never really cared for her?” I asked eagerly—rather too eagerly, perhaps, under the circumstances.

Возможно, она просто забыла о нем или, что более вероятно, считала, что после замужества оно стало недействительным.

“That, of course, I cannot say, but—shall I tell you my own private opinion, Hastings?”

Женщины, тем более в таком возрасте, не слишком хорошо разбираются в юридических тонкостях.

“Yes.”

За год до этого она составляла ещё одно завещание — на этот раз в пользу подсудимого.

“Well, it is this: that Mrs. Cavendish does not care, and never has cared one little jot about Dr. Bauerstein!”

Свидетели утверждают, продолжал мистер Филипс, что именно подсудимый отнёс кофе наверх в тот злополучный вечер.

“Do you really think so?” I could not disguise my pleasure.

Ночью он пробрался в спальню матери и уничтожил завещание, составленное накануне, после чего — по мысли подсудимого — вступало в силу завещание в его пользу.

“I am quite sure of it. And I will tell you why.”

Арест последовал после того, как инспектор Джепп обнаружил в комнате мистера Кавендиша флакон со стрихнином, который был продан в аптеке человеку, выдававшему себя за мистера Инглторпа.

“Yes?”

Теперь пусть присяжные сами решат, требуются ли ещё какие-нибудь доказательства вины этого человека.

“Because she cares for someone else, mon ami..”

Этими словами мистер Филипс закончил своё выступление, вытёр пот со лба и не спеша, сохраняя достоинство, удалился.

“Oh!” What did he mean? In spite of myself, an agreeable warmth spread over me.

Поначалу свидетелями выступали те, кто уже давал показания на дознании.

I am not a vain man where women are concerned, but I remembered certain evidences, too lightly thought of at the time, perhaps, but which certainly seemed to indicate——

Первым вызвали доктора Бауэрстайна. Все знали, что сэр Хэвивезер никогда не церемонится со свидетелями, выступающими против его подзащитных. Вот и на этот раз он задал всего два вопроса — но каким тоном! — Доктор Бауэрстайн, если не ошибаюсь, стрихнин действует очень быстро? — Да.

My pleasing thoughts were interrupted by the sudden entrance of Miss Howard.

— Тем не менее, вы не можете объяснить, почему смерть наступила только утром? — Не могу. — Спасибо.

She glanced round hastily to make sure there was no one else in the room, and quickly produced an old sheet of brown paper.

Мистеру Маису был предъявлен флакон с ядом, найденный в комнате Джона, и он подтвердил, что продал его «мистеру Инглторпу». Стараниями сэра Эрнста мистер Мэйс вскоре признал, что не знал мистера Инглторпа лично, никогда с ним не разговаривал, а видел всего несколько раз, и то мельком.

This she handed to Poirot, murmuring as she did so the cryptic words:

Выступивший затем мистер Инглторп утверждал, что не покупал яд и тем более не ссорился со своей женой. Несколько свидетелей подтвердили его показания.

“On top of the wardrobe.”

Садовники рассказали, как подписались под завещанием.

Then she hurriedly left the room.

Затем выступила Доркас.

Poirot unfolded the sheet of paper eagerly, and uttered an exclamation of satisfaction.

Верная своим хозяевам, она категорически отрицала, что из-за двери доносился голос Джона. Напротив, она могла поклясться — хозяйка разговаривала со своим мужем Альфредом Инглторпом.

He spread it out on the table.

Услышав это, Джон чуть заметно улыбнулся.

“Come here, Hastings. Now tell me, what is that initial—J. or L.?”

Он-то знал, что зря старается верная Доркас — защита не будет отрицать его разговор с матерью.

It was a medium sized sheet of paper, rather dusty, as though it had lain by for some time.

Слово взял мистер Филипс. — Скажите, в июле на имя мистера Лоуренса Кавендиша приходила бандероль из фирмы Парксон? — Не помню, сэр. Может, и приходила, но мистер Лоуренс в июле часто уезжал из усадьбы.

But it was the label that was attracting Poirot’s attention.

— Если бы бандероль пришла в его отсутствие, что бы с ней сделали?

At the top, it bore the printed stamp of Messrs.

— Её бы оставили в комнате мистера Лоуренса, либо отправили вслед за ним.

Parkson’s, the well-known theatrical costumiers, and it was addressed to “—(the debatable initial) Cavendish, Esq.,

— А что бы сделали вы?

Styles Court, Styles St. Mary, Essex.”

— Я? Наверное, положил бы на стол в холле.

“It might be T., or it might be L.,”

Только это не моё дело, за почтой следит мисс Ховард.

I said, after studying the thing for a minute or two.

Эвелин как раз выступала вслед за Доркас. Её спросили, помнит ли она о бандероли на имя Лоуренса.

“It certainly isn’t a J.”

— Может и была какая-то. Много почты приходит. Всего не упомнишь.

“Good,” replied Poirot, folding up the paper again. “I, also, am of your way of thinking. It is an L., depend upon it!”

— Значит, вы не знаете, послали бандероль мистеру Лоуренсу в Уэллс или оставили в его комнате?

“Where did it come from?”

— В Уэллс ничего не посылали.

I asked curiously. “Is it important?”

Я бы запомнила.

“Moderately so. It confirms a surmise of mine.

— Допустим, во время отсутствия мистера Лоуренса на его имя приходит бандероль, которая впоследствии исчезает.

Having deduced its existence, I set Miss Howard to search for it, and, as you see, she has been successful.”

Вы бы вспомнили о ней через некоторое время?

“What did she mean by ‘On the top of the wardrobe’?”

— Вряд ли. Я бы подумала, что её кто-нибудь убрал. Чтоб на виду не лежала.

“She meant,” replied Poirot promptly, “that she found it on top of a wardrobe.”

— Кажется, именно вы нашли этот документ (мистер Филипс показал уже знакомый нам с Пуаро листок), не так ли?

“A funny place for a piece of brown paper,” I mused.

— Я.

“Not at all. The top of a wardrobe is an excellent place for brown paper and cardboard boxes. I have kept them there myself. Neatly arranged, there is nothing to offend the eye.”

— Как это произошло?

“Poirot,” I asked earnestly, “have you made up your mind about this crime?”

— Полицейский из Бельгии, который помогает следствию, попросил его поискать.

“Yes—that is to say, I believe I know how it was committed.”

— И где он лежал?

“Ah!”

— Э…

“Unfortunately, I have no proof beyond my surmise, unless——” With sudden energy, he caught me by the arm, and whirled me down the hall, calling out in French in his excitement: “Mademoiselle Dorcas, Mademoiselle Dorcas, un moment, s’il vous plaît! ”

Э…

Dorcas, quite flurried by the noise, came hurrying out of the pantry.

на шкафу.

“My good Dorcas, I have an idea—a little idea—if it should prove justified, what magnificent chance! Tell me, on Monday, not Tuesday, Dorcas, but Monday, the day before the tragedy, did anything go wrong with Mrs. Inglethorp’s bell?”

— В комнате подсудимого?

Dorcas looked very surprised.

— Да, кажется.

“Yes, sir, now you mention it, it did; though I don’t know how you came to hear of it.

— Вы сами его там обнаружили? — Да.

A mouse, or some such, must have nibbled the wire through.

— Тогда вы должны все помнить точно.

The man came and put it right on Tuesday morning.”

— Да, в комнате подсудимого.

With a long drawn exclamation of ecstasy, Poirot led the way back to the morning-room.

— Так-то лучше.

“See you, one should not ask for outside proof—no, reason should be enough. But the flesh is weak, it is consolation to find that one is on the right track. Ah, my friend, I am like a giant refreshed. I run! I leap!”

Служащий фирмы Парксон подтвердил, что от мистера Лоуренса Кавендиша приходил чек и письмо, в котором он просил выслать ему накладную чёрную бороду, что и было сделано 29 июня.

And, in very truth, run and leap he did, gambolling wildly down the stretch of lawn outside the long window.

К сожалению, письмо не сохранилось, но есть соответствующая запись в регистрационном журнале.

“What is your remarkable little friend doing?” asked a voice behind me, and I turned to find Mary Cavendish at my elbow. She smiled, and so did I.

Сэр Эрнст подскочил к свидетелю и спросил, глядя ему в глаза:

“What is it all about?”

— А откуда, молодой человек, пришло письмо?

“Really, I can’t tell you.

— Из Стайлз Корт.

He asked Dorcas some question about a bell, and appeared so delighted with her answer that he is capering about as you see!”

— Почему вы так считаете?

Mary laughed.

— Я…

“How ridiculous!

я вас не понимаю.

He’s going out of the gate.

— Как вы можете утверждать, что письмо отправлено из Стайлз Корт? Может быть, вы специально изучали почтовый штемпель?

Isn’t he coming back to-day?”

— Нет, но…

“I don’t know.

— Значит, вы не знаете, откуда отправлено письмо! — Сэр, мне кажется…

I’ve given up trying to guess what he’ll do next.”

— Молодой человек, вы обязаны говорить не то, что вам кажется, а то, в чем вы уверены!

“Is he quite mad, Mr. Hastings?”

Письмо могли отправить откуда угодно, например, из Уэллса, не так ли?

“I honestly don’t know.

Свидетель обескуражено кивнул, и мистер Хэвивезер с видом победителя возвратился на место.

Sometimes, I feel sure he is as mad as a hatter; and then, just as he is at his maddest, I find there is method in his madness.”

Затем была вызвана служанка Элизабет Вэллз. По её словам, уже лёжа в кровати, она вспомнила, что закрыла входную дверь на засов, а не на ключ, как просил мистер Инглторп.

“I see.”

Спускаясь вниз по лестнице, она услышала шум в западном крыле здания.

In spite of her laugh, Mary was looking thoughtful this morning.

Мисс Вэллз прошла по коридору и увидела мистера Джона Кавендиша, стоящего у двери в комнату миссис Инглторп.

She seemed grave, almost sad.

Сэру Эрнсту понадобилось всего несколько минут, чтобы совершенно запутать бедную служанку.

It occurred to me that it would be a good opportunity to tackle her on the subject of Cynthia. I began rather tactfully, I thought, but I had not gone far before she stopped me authoritatively.

Казалось, она была готова отречься от своих показаний, лишь бы не отвечать на вопросы этого ужасного человека!

“You are an excellent advocate, I have no doubt, Mr. Hastings, but in this case your talents are quite thrown away. Cynthia will run no risk of encountering any unkindness from me.”

Последней в тот день выступала Анни.

I began to stammer feebly that I hoped she hadn’t thought—— But again she stopped me, and her words were so unexpected that they quite drove Cynthia, and her troubles, out of my mind.

Она сказала, что ещё накануне воскового пятна на полу в спальне не было, и подтвердила, что видела, как Джон взял кофе и отправился наверх.

“Mr. Hastings,” she said, “do you think I and my husband are happy together?”

После окончания судебного заседания я вызвался проводить Мэри.

I was considerably taken aback, and murmured something about it’s not being my business to think anything of the sort.

Она возмущалась речью прокурора, который, по её словам, специально исказил все факты, чтобы оболгать ни в чем не повинного Джона.

“Well,” she said quietly, “whether it is your business or not, I will tell you that we are not happy.”

— Ничего, — попытался я успокоить Мэри, — завтра будет иначе. Джона, несомненно, оправдают.

I said nothing, for I saw that she had not finished.

Миссис Кавендиш о чем-то задумалась и вдруг тихо сказала:

She began slowly, walking up and down the room, her head a little bent, and that slim, supple figure of hers swaying gently as she walked. She stopped suddenly, and looked up at me.

— Но в таком случае…

“You don’t know anything about me, do you?”

нет, нет, это не Лоуренс… не может быть! Я промолчал, но слова Мэри навели меня на грустные мысли.

she asked. “Where I come from, who I was before I married John—anything, in fact?

Встретившись с Пуаро, я спросил, к чему, по его мнению, клонит мистер Хэвивезер.

Well, I will tell you. I will make a father confessor of you.

Пуаро улыбнулся.

You are kind, I think—yes, I am sure you are kind.”

— Да, ловко этот Хэвивезер выгораживает своего подзащитного.

Somehow, I was not quite as elated as I might have been.

— Вы думаете, он действительно верит, что убийца — Лоуренс?

I remembered that Cynthia had begun her confidences in much the same way.

— Хэвивезер?

Besides, a father confessor should be elderly, it is not at all the role for a young man.

Да он вообще ни во что не верит! Его задача — запутать свидетелей и присяжных с тем, чтобы в создавшейся неразберихе подозрение пало на обоих братьев. Тогда станет трудно решить, кто же из них убийца.

“My father was English,” said Mrs. Cavendish, “but my mother was a Russian.”

На следующий день первым давал показания инспектор Джепп.

“Ah,” I said, “now I understand——”

— На основании полученной информации, — деловито начал Джепп, — мною и лейтенантом Саммерхэем был произведён обыск в комнате подсудимого.

“Understand what?”

В комоде под кипой нижнего белья обнаружили две улики.

“A hint of something foreign—different—that there has always been about you.”

Во-первых, позолоченное пенсне, похожее на пенсне мистера Инглторпа. Во-вторых, флакон с ядом.

“My mother was very beautiful, I believe. I don’t know, because I never saw her. She died when I was quite a little child.

Далее мистер Джепп рассказал ещё об одной находке, сделанной в комнате миссис Инглторп.

I believe there was some tragedy connected with her death—she took an overdose of some sleeping draught by mistake.

Он показал полоску промокательной бумаги, на которой с помощью зеркала легко можно было прочесть:

However that may be, my father was broken-hearted. Shortly afterwards, he went into the Consular Service. Everywhere he went, I went with him.

«…все, чем я обладаю, завещается моему любимому мужу Альфреду Инг…»

When I was twenty-three, I had been nearly all over the world.

— Отпечаток совсем свежий, — заявил Джепп, — поэтому теперь мы знаем точно, что и в последнем завещании наследником объявлялся мистер Инглторп.

It was a splendid life—I loved it.”

У меня все.

There was a smile on her face, and her head was thrown back. She seemed living in the memory of those old glad days.

Мистер Хэвивезер сразу бросился в атаку.

“Then my father died.

— Когда производился обыск в комнате подсудимого?

He left me very badly off.

— Во вторник, 24 июля.

I had to go and live with some old aunts in Yorkshire.”

— То есть через неделю после убийства? — Да. — Ящик комода, в котором найдены пенсне и флакон, был заперт?

She shuddered.

— Нет.

“You will understand me when I say that it was a deadly life for a girl brought up as I had been. The narrowness, the deadly monotony of it, almost drove me mad.” She paused a minute, and added in a different tone: “And then I met John Cavendish.”

— А вам не кажется странным, что убийца держит компрометирующие улики у себя в комнате, да ещё в незапертом ящике?

“Yes?”

— Возможно, он их засунул туда в спешке.

“You can imagine that, from my aunts’ point of view, it was a very good match for me.

Наверное, ящик был выдвинут. — Но ведь прошла целая неделя. Как вы думаете, этого времени достаточно, чтобы уничтожить улики?

But I can honestly say it was not this fact which weighed with me.

— Возможно. — Что значит «возможно»? Да или нет?

No, he was simply a way of escape from the insufferable monotony of my life.”

— Да.

I said nothing, and after a moment, she went on:

— Кипа белья, о которой вы говорили, была тяжёлой?

“Don’t misunderstand me. I was quite honest with him.

— Да, весьма.

I told him, what was true, that I liked him very much, that I hoped to come to like him more, but that I was not in any way what the world calls ‘in love’ with him.

— Значит, речь идёт о теплом зимнем белье. Вас не удивляет, что был выдвинут ящик с зимним бельём, ведь стояла страшная жара? — Не знаю… — Извольте, пожалуйста, ясно ответить на мой вопрос. — Да, это странно.

He declared that that satisfied him, and so—we were married.”

— Следовательно, если пенсне и яд кто-то подкинул в комод, то подсудимый вряд ли бы это обнаружил.

She waited a long time, a little frown had gathered on her forehead.

— Сомневаюсь, что яд и пенсне подкинули. — Но это не исключено? — В принципе, нет.

She seemed to be looking back earnestly into those past days.

— Благодарю вас, — торжествующе проговорил мистер Хэвивезер.

“I think—I am sure—he cared for me at first. But I suppose we were not well matched. Almost at once, we drifted apart.

Выступавшие вслед за Джеппом свидетели подтвердили финансовые трудности, которые испытывал Джон, а также то, что у него давний роман с миссис Райкес.

He—it is not a pleasing thing for my pride, but it is the truth—tired of me very soon.”

Выходит, мисс Ховард была права! Просто в своём озлоблении против Инглторпа она посчитала, что миссис Райкес встречается с ним, а не с Джоном.

I must have made some murmur of dissent, for she went on quickly:

И вот, наконец, судья вызвал Лоуренса Кавендиша.

“Oh, yes, he did! Not that it matters now—now that we’ve come to the parting of the ways.”

Тот сразу заявил, что никакого письма в фирму Парксон не посылал и, более того, двадцать девятого июня находился в Уэллсе.

“What do you mean?”

Сэр Эрнст Хэвивезер не собирался упускать инициативу.

She answered quietly:

— Итак, мистер Кавендиш, вы отрицаете, что заказывали накладную чёрную бороду в фирме Парксон?

“I mean that I am not going to remain at Styles.”

— Да.

“You and John are not going to live here?”

— Хорошо. Тогда скажите, если что-то случится с вашим братом, кто станет владельцем поместья Стайлз Корт?

“John may live here, but I shall not.”

Лоуренс покраснел, услышав столь бестактный вопрос. Даже судья пробормотал что-то неодобрительное, однако Хэвивезер продолжал настаивать:

“You are going to leave him?”

— Потрудитесь, пожалуйста, ответить на мой вопрос.

“Yes.”

— Владельцем Стайлз Корт, видимо, стану я.

“But why?”

— А почему «видимо»?

She paused a long time, and said at last:

Детей у вашего брата нет, следовательно, вы — единственный наследник. — Выходит, что так.

“Perhaps—because I want to be—free!”

Мистер Хэвивезер злобно ухмыльнулся.

And, as she spoke, I had a sudden vision of broad spaces, virgin tracts of forests, untrodden lands—and a realization of what freedom would mean to such a nature as Mary Cavendish.

— Замечательно. Кроме усадьбы к вам, в этом случае, переходит весьма крупная сумма. — Помилуйте, сэр Эрнст, — воскликнул судья, — все это не имеет никакого отношения к делу. Однако Хэвивезер продолжал наседать на Лоуренса.

I seemed to see her for a moment as she was, a proud wild creature, as untamed by civilization as some shy bird of the hills.

— Во вторник, 17 июля, вместе с одним из своих друзей вы посещали госпиталь Красного Креста в Тэдминстере, не так ли? — Да.

A little cry broke from her lips:

— Оставшись на несколько секунд один в комнате, вы открывали шкаф, в котором хранились яды.

“You don’t know, you don’t know, how this hateful place has been prison to me!”

Так?

“I understand,” I said, “but—but don’t do anything rash.”

— Не помню. Возможно.

“Oh, rash!”

— А точнее?

Her voice mocked at my prudence.

— Да, кажется, открывал.

Then suddenly I said a thing I could have bitten out my tongue for:

— И одна из бутылок в особенности привлекла ваше внимание?

“You know that Dr. Bauerstein has been arrested?”

— Нет, я сразу закрыл шкаф.

An instant coldness passed like a mask over her face, blotting out all expression.

— Осторожно, мистер Кавендиш — ваши показания фиксируются.

“John was so kind as to break that to me this morning.” “Well, what do you think?” I asked feebly.

Я имею в виду склянку с гидрохлоридом стрихнина.

“Of what?”

Лоуренс побледнел.

“Of the arrest?”

— Нет, нет, я не трогал стрихнин.

“What should I think? Apparently he is a German spy; so the gardener had told John.”

— Тогда почему на этой склянке обнаружены отпечатки ваших пальцев?

Her face and voice were absolutely cold and expressionless.

Лоуренс вздрогнул и, немного помедлив, тихо произнёс: — Да, теперь вспомнил. Действительно, я держал в руках бутылочку со стрихнином.

Did she care, or did she not?

— Я тоже так думаю!

She moved away a step or two, and fingered one of the flower vases.

А зачем вы отливали её содержимое?

“These are quite dead.

— Не правда!

I must do them again.

Я ничего не отливал!

Would you mind moving—thank you, Mr. Hastings.”

— Тогда зачем же вы сняли с полки именно эту бутылочку?

And she walked quietly past me out of the window, with a cool little nod of dismissal.

— Я получил медицинское образование, и, естественно, меня интересуют различные медикаменты.

No, surely she could not care for Bauerstein. No woman could act her part with that icy unconcern.

— Ах вот как!

Poirot did not make his appearance the following morning, and there was no sign of the Scotland Yard men.

Вы находите интерес к ядам вполне естественным? Однако, чтобы удовлетворить своё «естественное» любопытство, вы дождались, пока все выйдут из комнаты!

But, at lunch-time, there arrived a new piece of evidence—or rather lack of evidence.

— Это случайное совпадение.

We had vainly tried to trace the fourth letter, which Mrs. Inglethorp had written on the evening preceding her death.

Если бы кто-то и находился в комнате, я все равно открыл бы шкаф.

Our efforts having been in vain, we had abandoned the matter, hoping that it might turn up of itself one day. And this is just what did happen, in the shape of a communication, which arrived by the second post from a firm of French music publishers, acknowledging Mrs. Inglethorp’s cheque, and regretting they had been unable to trace a certain series of Russian folksongs.

— И все же, когда вы держали в руках стрихнин, в комнате никого не было!

So the last hope of solving the mystery, by means of Mrs. Inglethorp’s correspondence on the fatal evening, had to be abandoned.

— Да говорю же вам… — Мистер Лоуренс, — перебил его Хэвивезер, — все утро вы находились в обществе своих друзей.

Just before tea, I strolled down to tell Poirot of the new disappointment, but found, to my annoyance, that he was once more out.

Лишь однажды, и то на пару минут, вы остались один в комнате и как раз в этот момент вы решили удовлетворить своё естественное любопытство.

“Gone to London again?”

Какое милое совпадение!

“Oh, no, monsieur, he has but taken the train to Tadminster. ‘To see a young lady’s dispensary,’ he said.”

Лоуренс стоял словно оглушённый.

“Silly ass!”

— Я…

I ejaculated.

я…

“I told him Wednesday was the one day she wasn’t there!

— Мистер Кавендиш, у меня больше нет вопросов!

Well, tell him to look us up to-morrow morning, will you?”

Показания Лоуренса вызвали большое оживление в зале. Присутствующие, в основном дамы, начали живо обсуждать услышанное, и вскоре судья пригрозил, что если шум не прекратится, то суд будет продолжен при закрытых дверях.

“Certainly, monsieur.”

Вслед за Лоуренсом судья вызвал эксперта-графолога. По его словам, подпись Альфреда Инглторпа в аптечном журнале, несомненно, сделана кем-то другим.

But, on the following day, no sign of Poirot. I was getting angry. He was really treating us in the most cavalier fashion.

Однако после шквала вопросов, который обрушил на него сэр Эрнст, эксперт нехотя признал, что мистер Инглторп мог намеренно изменить свой почерк.

After lunch, Lawrence drew me aside, and asked if I was going down to see him.

На этом свидетельские показания закончились, и мистер Хэвивезер начал свою речь. — Никогда ещё, — патетически заявил сэр Эрнст, — я не сталкивался со столь необоснованным обвинением в убийстве! Факты, якобы свидетельствующие против моего подзащитного, оказались либо случайными совпадениями, либо плодом фантазии некоторых свидетелей. Давайте беспристрастно обсудим все, что нам известно. Стрихнин нашли в ящике комода в комнате мистера Кавендиша.

“No, I don’t think I shall.

Ящик был открыт, и нет никаких доказательств, что именно обвиняемый положил туда яд.

He can come up here if he wants to see us.”

Просто, кому-то понадобилось, чтобы в убийстве обвинили мистера Кавендиша, и этот человек ловко подбросил яд в его комнату.

“Oh!” Lawrence looked indeterminate. Something unusually nervous and excited in his manner roused my curiosity.

Далее, прокурор ничем не подкрепил своё утверждение, что мой подзащитный заказывал бороду в фирме Парксон.

“What is it?”

Что касается своего скандала с миссис Инглторп, то подсудимый и не думает его отрицать.

I asked.

Однако значение этого скандала, равно как и финансовые затруднения мистера Кавендиша, сильно преувеличено.

“I could go if there’s anything special.”

Мой многоопытный коллега, — продолжал сэр Эрнст, кивнув в сторону мистера Филипса, — заявляет: если бы подсудимый был невиновен, то он бы уже на предварительном следствии признал, что в ссоре участвовал не мистер Инглторп, а он сам.

“It’s nothing much, but—well, if you are going, will you tell him——” he dropped his voice to a whisper—“I think I’ve found the extra coffee-cup!”

Но вспомним, как было дело. Возвратившись во вторник вечером домой, мистер Кавендиш узнает, что днём случился скандал между супругами Инглторп. Поэтому он до последнего момента считал, что в этот день произошло два скандала — ему и в голову не пришло, что кто-то мог спутать его голос с голосом Инглторпа.

I had almost forgotten that enigmatical message of Poirot’s, but now my curiosity was aroused afresh.

Прокурор утверждает, что в понедельник, 16 июля, подсудимый под видом мистера Инглторпа купил в аптеке стрихнин. На самом же деле мистер Кавендиш находился в это время неподалёку от фермы «Марстон Спинни». Он был вынужден отправиться туда, так как получил анонимную записку. Шантажист угрожал кое-что рассказать миссис Кавендиш, если мой подзащитный не выплатит ему крупную сумму. Напрасно прождав полчаса в указанном месте, мистер Кавендиш возвратился домой.

Lawrence would say no more, so I decided that I would descend from my high horse, and once more seek out Poirot at Leastways Cottage.

К сожалению, он никого не встретил по дороге и не может поэтому подтвердить свои слова. Однако записка у подсудимого сохранилась, и суд сможет с ней ознакомиться.

This time I was received with a smile. Monsieur Poirot was within. Would I mount? I mounted accordingly.

Что касается обвинения, — продолжал мистер Хэвивезер, — что подсудимый сжёг завещание, то оно просто абсурдно.

Poirot was sitting by the table, his head buried in his hands. He sprang up at my entrance. “What is it?” I asked solicitously. “You are not ill, I trust?”

Мистер Кавендиш хорошо знает законы (ведь он заседал в своё время в местном суде), поэтому он понимал, что завещание, составленное за год до описываемых событий, после замужества миссис Инглторп потеряло силу.

“No, no, not ill. But I decide an affair of great moment.” “Whether to catch the criminal or not?” I asked facetiously.

Более того, мистеру Инглторпу известно, кто написал записку!

But, to my great surprise, Poirot nodded gravely.

После того, как он сообщит это, многие факты предстанут совсем в другом свете.

“‘To speak or not to speak,’ as your so great Shakespeare says, ‘that is the question.’”

Заканчивая своё выступление, сэр Эрнст заявил, что имеющиеся улики свидетельствуют не только против его подзащитного:

I did not trouble to correct the quotation.

скажем, роль мистера Лоуренса в этом деле выглядит более чем подозрительно.

“You are not serious, Poirot?”

Слово предоставили Джону.

“I am of the most serious. For the most serious of all things hangs in the balance.”

Он очень складно и убедительно (хотя и не без помощи сэра Эрнста!)

“And that is?”

рассказал, как все произошло.

“A woman’s happiness, mon ami ,” he said gravely.

Анонимная записка, показанная присяжным, а также готовность, с которой Джон признал участие в ссоре с матерью и свои финансовые затруднения, произвели большое впечатление на присяжных.

I did not quite know what to say.

— Теперь я хочу сделать заявление, — сказал Джон. —

“The moment has come,” said Poirot thoughtfully, “and I do not know what to do.

Я категорически возражаю против обвинений, выдвинутых сэром Эрнстом против моего брата. Убеждён, что Лоуренс совершенно невиновен. Судья одобрительно кивнул, и, заметив это, сэр Эрнст чуть заметно улыбнулся.

For, see you, it is a big stake for which I play.

— Подсудимый, — обратился к Джону мистер Филипс, — я не понимаю, как вы сразу не догадались, что служанка перепутала ваш голос с голосом мистера Инглторпа? Это очень странно!

No one but I, Hercule Poirot, would attempt it!”

— Не вижу здесь ничего странного. Мне сказали, что днём произошёл скандал между мамой и мистером Инглторпом.

And he tapped himself proudly on the breast.

Почему же я должен был в этом усомниться?

After pausing a few minutes respectfully, so as not to spoil his effect, I gave him Lawrence’s message.

— Но когда свидетельница Доркас в своих показаниях процитировала несколько фраз, вы не могли их не вспомнить!

“Aha!” he cried. “So he has found the extra coffee-cup. That is good. He has more intelligence than would appear, this long-faced Monsieur Lawrence of yours!”

— Как видите — мог.

I did not myself think very highly of Lawrence’s intelligence; but I forebore to contradict Poirot, and gently took him to task for forgetting my instructions as to which were Cynthia’s days off.

— В таком случае, у вас на удивление короткая память.

“It is true.

— Удивляться тут нечему.

I have the head of a sieve. However, the other young lady was most kind. She was sorry for my disappointment, and showed me everything in the kindest way.”

В пылу спора мы говорили много лишнего, и я старался не обращать внимание на мамины слова.

“Oh, well, that’s all right, then, and you must go to tea with Cynthia another day.”

Мистер Филипс недоверчиво покачал головой. — Ладно, оставим пока эту тему. Скажите, вам не знаком почерк автора анонимной записки? — Нет. — А вам не кажется, что почерк подозрительно напоминает ваш собственный, чуть-чуть, впрочем изменённый?

I told him about the letter.

— Нет, не кажется!

“I am sorry for that,” he said.

— А я утверждаю, что вы сами написали эту записку. — Я?! Для чего?

“I always had hopes of that letter. But no, it was not to be.

— Чтобы иметь неопровержимое алиби! Вы назначили самому себе свидание в уединенном месте, а для большей убедительности — написали эту записку. — Вы хотите меня оклеветать!

This affair must all be unravelled from within.” He tapped his forehead.

— Нет, но почему, скажите на милость, я должен верить, что в тот вечер вы находились в каком-то сомнительном месте, а не покупали стрихнин?

“These little grey cells.

— Но я не покупал стрихнин!

It is ‘up to them’—as you say over here.”

— А я утверждаю, что покупали! — Это ложь!

Then, suddenly, he asked: “Are you a judge of finger-marks, my friend?”

— Тогда я предоставляю присяжным самим сделать выводы из поразительного сходства почерка, которым написана эта записка, с почерком самого мистера Кавендиша!

“No,” I said, rather surprised, “I know that there are no two finger-marks alike, but that’s as far as my science goes.”

С видом человека, исполнившего свой долг, мистер Филипс возвратился на место, и судья объявил, что следующее заседание состоится в понедельник.

“Exactly.”

Я взглянул на Пуаро.

He unlocked a little drawer, and took out some photographs which he laid on the table.

Он выглядел крайне расстроенным.

“I have numbered them, 1, 2, 3.

— Что случилось? —

Will you describe them to me?”

спросил я удивленно.

I studied the proofs attentively.

— Друг мой, дело приняло неожиданный оборот.

“All greatly magnified, I see.

Все очень плохо.

No. 1, I should say, are a man’s finger-prints; thumb and first finger.

Но меня эти слова обрадовали. Значит, есть ещё надежда, что Джона оправдают?

No. 2 are a lady’s; they are much smaller, and quite different in every way.

Я проводил Пуаро до дома, и он предложил зайти.

No. 3”—I paused for some time—“there seem to be a lot of confused finger-marks, but here, very distinctly, are No. 1’s.”

Настроение моего друга нисколько не улучшилось. Тяжело вздохнув, он взял с письменного стола колоду карт и, к моему великому удивлению, начал строить карточный домик.

“Overlapping the others?”

Заметив моё недоумение, Пуаро сказал:

“Yes.”

— Не беспокойтесь, друг мой, я ещё не впадаю в детство!

“You recognize them beyond fail?”

Просто нет лучшего способа успокоиться.

“Oh, yes; they are identical.”

Чёткость движений влечёт за собой чёткость мысли, а она мне сейчас нужна, как никогда.

Poirot nodded, and gently taking the photographs from me locked them up again.

— Пуаро, что произошло?

“I suppose,” I said, “that as usual, you are not going to explain?” “On the contrary. No. 1 were the finger-prints of Monsieur Lawrence. No. 2

— Смотрите, — и лёгким щелчком он развалил карточный домик, — я могу объяснить, как произошло преступление, но без последнего звена в цепочке моя теория так же неустойчива, как это сооружение!

were those of Mademoiselle Cynthia.

Пуаро начал строить новый домик, и я восхищенно проговорил:

They are not important.

— Какие чёткие движения!

I merely obtained them for comparison. No. 3

Кажется, я лишь однажды видел, как у вас дрожат руки.

is a little more complicated.”

— Наверное, в тот момент я очень волновался.

“Yes?”

— Волновался — это не то слово!

“It is, as you see, highly magnified.

Помните, как вы разозлились, когда увидели, что замок розовой папки взломан?

You may have noticed a sort of blur extending all across the picture. I will not describe to you the special apparatus, dusting powder, etc., which I used.

Подойдя к камину, вы стали выравнивать безделушки, и я заметил, как сильно дрожат ваши руки.

It is a well-known process to the police, and by means of it you can obtain a photograph of the finger-prints of any object in a very short space of time.

Однако…

Well, my friend, you have seen the finger-marks—it remains to tell you the particular object on which they had been left.”

Внезапно мой друг издал страшный стон и, закрыв лицо руками, откинулся в кресло.

“Go on—I am really excited.”

— Что случилось, Пуаро?

“ Eh bien!

Вам плохо? — Хастингс! Хастингс!

Photo No. 3 represents the highly magnified surface of a tiny bottle in the top poison cupboard of the dispensary in the Red Cross Hospital at Tadminster—which sounds like the house that Jack built!”

Кажется, я все понял!

“Good heavens!” I exclaimed.

Я облегчённо вздохнул.

“But what were Lawrence Cavendish’s finger-marks doing on it?

— Что, очередная «маленькая идея»?

He never went near the poison cupboard the day we were there!”

— Друг мой, идея грандиозная!

“Oh, yes, he did!”

Потрясающая!

“Impossible!

Спасибо, Хастингс!

We were all together the whole time.”

— За что?

Poirot shook his head.

— Этой идеей я обязан вам.

“No, my friend, there was a moment when you were not all together.

Не успел я опомниться, как Пуаро выскочил из комнаты.

There was a moment when you could not have been all together, or it would not have been necessary to call to Monsieur Lawrence to come and join you on the balcony.”

Через пару минут дверь отворилась, и вошла миссис Кавендиш.

“I’d forgotten that,” I admitted.

— Что случилось с вашим другом?

“But it was only for a moment.”

Он подбежал ко мне с криком:

“Long enough.”

«Где гараж?» —

“Long enough for what?”

но прежде чем я ответила хоть слово, он выскочил на улицу.

Poirot’s smile became rather enigmatical.

Мы подошли к окну.

“Long enough for a gentleman who had once studied medicine to gratify a very natural interest and curiosity.”

Пуаро, без шляпы, со съехавшим набок галстуком, бежал по улице.

Our eyes met.

— Его остановит первый же полицейский.

Poirot’s were pleasantly vague.

Мэри пожала плечами.

He got up and hummed a little tune.

— Не понимаю, что случилось?

I watched him suspiciously.

— Откуда я знаю!

“Poirot,” I said, “what was in this particular little bottle?”

Он строил карточный домик, вдруг подскочил как ужаленный и выбежал из комнаты.

Poirot looked out of the window.

— Надеюсь, к обеду он вернётся.

“Hydro-chloride of strychnine,” he said, over his shoulder, continuing to hum.

Однако ни к обеду, ни к ужину Пуаро не появился.

“Good heavens!”

11. Последнее звено

I said it quite quietly. I was not surprised. I had expected that answer. “They use the pure hydro-chloride of strychnine very little—only occasionally for pills. It is the official solution, Liq.

Все утро следующего дня я тщетно прождал своего друга и начал было уже беспокоиться, когда, около трёх часов, с улицы послышался звук подъезжавшего автомобиля.

Strychnine Hydro-clor. that is used in most medicines. That is why the finger-marks have remained undisturbed since then.”

Я подошёл к окну и увидел, что в машине сидели Пуаро и Джепп с Саммэрхэем.

“How did you manage to take this photograph?”

Мой друг излучал блаженное самодовольство.

“I dropped my hat from the balcony,” explained Poirot simply. “Visitors were not permitted below at that hour, so, in spite of my many apologies, Mademoiselle Cynthia’s colleague had to go down and fetch it for me.”

Завидев миссис Кавендиш, он выскочил из автомобиля и обратился к ней изысканным поклоном:

“Then you knew what you were going to find?”

— Мадам, позвольте мне собрать в гостиной обитателей усадьбы.

“No, not at all.

Мэри грустно улыбнулась.

I merely realized that it was possible, from your story, for Monsieur Lawrence to go to the poison cupboard.

— Мсьё Пуаро, вам предоставлена полная свобода действий. Поступайте, как считаете нужным. — Благодарю, мадам, вы очень любезны.

The possibility had to be confirmed, or eliminated.”

Когда я вошёл в гостиную, Пуаро уже расставил стулья и деловито пересчитывал пришедших.

“Poirot,” I said, “your gaiety does not deceive me. This is a very important discovery.”

— Так.

“I do not know,” said Poirot.

Мисс Ховард — здесь.

“But one thing does strike me.

Мадемуазель Цинция — здесь.

No doubt it has struck you too.”

Мсьё Лоуренс. Доркас. Анни.

“What is that?”

Хорошо. Сейчас придёт мистер Инглторп — я послал ему записку, — и можно начинать.

“Why, that there is altogether too much strychnine about this case. This is the third time we run up against it.

— Если здесь снова появится этот человек, — воскликнула мисс Ховард, — я буду вынуждена уйти.

There was strychnine in Mrs. Inglethorp’s tonic.

— Мисс Ховард, — взмолился Пуаро, — очень прошу вас — останьтесь.

There is the strychnine sold across the counter at Styles St. Mary by Mace.

Эви нехотя села на место.

Now we have more strychnine, handled by one of the household.

Через несколько минут вошёл Альфред, и Пуаро торжественно обратился к собравшимся:

It is confusing; and, as you know, I do not like confusion.”

— Мсьё, мадам! Как вы знаете, мистер Джон Кавендиш попросил меня помочь в поисках убийцы его матери. Я сразу осмотрел комнату покойной, которая до моего прихода была заперта. Там обнаружились три улики.

Before I could reply, one of the other Belgians opened the door and stuck his head in.

Первая — кусочек зелёной материи на засове двери, ведущей в комнату мисс Мердок. Вторая — свежее пятно на ковре возле окна.

“There is a lady below, asking for Mr Hastings.”

Третья — пустая коробка из-под бромида, который принимала покойная. Кусочек материи я передал полиции, но на него не обратили большого внимания и даже не поняли, что он был оторван от зелёного нарукавника.

“A lady?”

Последние слова Пуаро вызвали большое оживление среди присутствующих.

I jumped up. Poirot followed me down the narrow stairs. Mary Cavendish was standing in the doorway.

— Из всех обитателей дома, — продолжал мой друг, — рабочие нарукавники есть только у миссис Кавендиш, которая ежедневно работает на ферме.

“I have been visiting an old woman in the village,” she explained, “and as Lawrence told me you were with Monsieur Poirot I thought I would call for you.”

Поэтому можно смело утверждать, что миссис Кавендиш ночью заходила в комнату миссис Инглторп, причём через дверь, ведущую в комнату мисс Мердок. — Но эта дверь была закрыта изнутри, — сказал я удивленно.

“Alas, madame,” said Poirot, “I thought you had come to honour me with a visit!”

— К моему приходу дверь, действительно, была закрыта на засов.

“I will some day, if you ask me,” she promised him, smiling.

Но это не означает, что она была закрыта и ночью. В суматохе, которая продолжалась до полудня, миссис Кавендиш вполне могла сама закрыть эту дверь.

“That is well. If you should need a father confessor, madame”—she started ever so slightly—“remember, Papa Poirot is always at your service.”

Далее, из выступления миссис Кавендиш на дознании я заключил, что она что-то скрывает.

She stared at him for a few minutes, as though seeking to read some deeper meaning into his words.

Скажем, она утверждала, что слышала, как упал столик в комнате миссис Инглторп. Чтобы проверить её слова, я попросил своего друга мсьё Хастингса встать в коридоре возле комнаты миссис Кавендиш.

Then she turned abruptly away.

Вместе с полицейскими я отправился в комнату миссис Инглторп и во время обыска случайно опрокинул столик.

“Come, will you not walk back with us too, Monsieur Poirot?”

Как и следовало ожидать, мой друг не слышал ни звука.

“Enchanted, madame.” All the way to Styles, Mary talked fast and feverishly. It struck me that in some way she was nervous of Poirot’s eyes. The weather had broken, and the sharp wind was almost autumnal in its shrewishness. Mary shivered a little, and buttoned her black sports coat closer.

Теперь я уже почти не сомневался, что в тот момент, когда подняли тревогу, миссис Кавендиш находилась не в своей комнате (как было сказано в её показаниях!),

The wind through the trees made a mournful noise, like some great giant sighing.

а в комнате миссис Инглторп.

We walked up to the great door of Styles, and at once the knowledge came to us that something was wrong.

Я взглянул на Мэри. Её лицо покрывала смертельная бледность, но она старалась сохранить спокойствие.

Dorcas came running out to meet us.

— Теперь попробуем восстановить ход событий.

She was crying and wringing her hands.

Миссис Кавендиш находится в комнате своей свекрови. Она пытается найти какой-то документ. Вдруг миссис Инглторп просыпается, издаёт жуткий хрип и начинает биться в конвульсиях. Она пытается дотянуться до колокольчика и случайно переворачивает столик.

I was aware of other servants huddled together in the background, all eyes and ears.

Миссис Кавендиш вздрагивает, роняет свечу и воск разливается по ковру. Она поднимает свечу, быстро перебегает в комнату мисс Мердок и оттуда в коридор. Но там уже слышен топот бегущей прислуги. Что делать? Она спешит обратно в комнату мисс Мердок и начинает будить девушку.

“Oh, m’am! Oh, m’am!

Из коридора слышны крики.

I don’t know how to tell you——”

Все пытаются проникнуть в комнату миссис Инглторп, и отсутствия миссис Кавендиш никто не замечает.

“What is it, Dorcas?”

Пуаро взглянул на Мэри. — Пока все верно, мадам?

I asked impatiently.

Мэри кивнула.

“Tell us at once.”

— Да, совершенно верно.

“It’s those wicked detectives. They’ve arrested him—they’ve arrested Mr. Cavendish!”

Я бы и сама уже давно все рассказала, если бы была уверена, что это облегчит положение моего мужа.

“Arrested Lawrence?” I gasped.

— Возможно, вы правильно сделали, что смолчали.

I saw a strange look come into Dorcas’s eyes.

Итак, я восстановил ход событий и должен был разобраться в других фактах.

“No, sir.

— Мэри, — воскликнул Лоуренс, — так значит, это ты сожгла последнее завещание?!

Not Mr. Lawrence—Mr. John.”

— Нет, завещание мог сжечь только один человек — моя свекровь!

Behind me, with a wild cry, Mary Cavendish fell heavily against me, and as I turned to catch her I met the quiet triumph in Poirot’s eyes.

Я даже привстал от удивления. — Но постойте! Она сама только накануне составила это завещание! Пуаро улыбнулся.

“Good heavens!”

— Господи! —

I exclaimed. “But what were Lawrence Cavendish’s finger-marks doing on it?

воскликнул я. — Откуда взялись на ней отпечатки пальцев Лоуренса?

He never went near the poison cupboard the day we were there!”

Он и не подходил к шкафчику с ядами в тот день, когда мы у Цинтии пили чай.

“Oh, yes, he did!”

— О нет! Ошибаетесь. Подходил.

“Impossible!

— Невероятно!

We were all together the whole time.”

Мы все время были вместе.

Poirot shook his head.

Пуаро покачал головой:

“No, my friend, there was a moment when you were not all together.

— Нет, друг мой!

There was a moment when you could not have been all together, or it would not have been necessary to call to Monsieur Lawrence to come and join you on the balcony.”

Был момент, когда вы не могли быть все вместе, иначе не пришлось бы звать мистера Лоуренса, чтобы он присоединился к вам на балконе.

“I’d forgotten that,” I admitted. “But it was only for a moment.”

— Да, забыл, — вынужден был признать я. — Но это было всего на минутку!

“Long enough.”

— Вполне достаточно.

“Long enough for what?”

— Достаточно для чего?

Poirot’s smile became rather enigmatical.

Улыбка Пуаро стала довольно загадочной.

“Long enough for a gentleman who had once studied medicine to gratify a very natural interest and curiosity.”

— Вполне достаточно для джентльмена, который изучал медицину, чтобы удовлетворить свой естественный интерес и любопытство.

Our eyes met.

Наши взгляды встретились.

Poirot’s were pleasantly vague.

Пуаро выглядел довольным.

He got up and hummed a little tune.

Он поднялся со стула и даже стал напевать какую-то мелодию.

I watched him suspiciously.

Я с подозрительностью наблюдал за ним.

“Poirot,” I said, “what was in this particular little bottle?”

— Пуаро, — наконец не выдержал я, — что было в той маленькой бутылочке?

Poirot looked out of the window.

Пуаро выглянул из окна.

“Hydro-chloride of strychnine,” he said, over his shoulder, continuing to hum.

— Гидрохлорид стрихнина, — ответил он через плечо и продолжил напевать.

“Good heavens!”

— Господи! —

I said it quite quietly. I was not surprised.

произнёс я едва слышно, хотя и не был удивлен.

I had expected that answer.

Я ждал такого ответа.

“They use the pure hydro-chloride of strychnine very little—only occasionally for pills.

— Чистый гидрохлорид стрихнина используется редко… только иногда для таблеток.

It is the official solution, Liq. Strychnine Hydro-clor. that is used in most medicines.

В медицине для приготовления многих лекарств обычно применяют другой раствор.

That is why the finger-marks have remained undisturbed since then.”

Поэтому отпечатки пальцев на бутылочке не были нарушены.

“How did you manage to take this photograph?”

— Как вам удалось сделать эти снимки?

“I dropped my hat from the balcony,” explained Poirot simply.

— Я уронил с балкона мою шляпу, — невозмутимо объяснил Пуаро. —

“Visitors were not permitted below at that hour, so, in spite of my many apologies, Mademoiselle Cynthia’s colleague had to go down and fetch it for me.”

В это время дня посетителям не разрешается находиться внизу, так что, несмотря на мои многочисленные извинения, коллеге мадемуазель Цинтии пришлось сойти вниз и принести мою шляпу.

“Then you knew what you were going to find?”

— Значит, вы знали, что найдёте?

“No, not at all.

— Нет. Конечно, нет!

I merely realized that it was possible, from your story, for Monsieur Lawrence to go to the poison cupboard.

Просто по вашему описанию представил себе это помещение и решил, что мсьё Лоуренс мог подойти к шкафчику с ядами.

The possibility had to be confirmed, or eliminated.”

Такую возможность надо было либо подтвердить, либо исключить.

“Poirot,” I said, “your gaiety does not deceive me.

— Пуаро, — заметил я, — ваша весёлость меня не обманет.

This is a very important discovery.”

Это очень важное открытие.

“I do not know,” said Poirot. “But one thing does strike me.

— Я не знаю, — сказал Пуаро, — но кое-что меня поражает.

No doubt it has struck you too.”

Это и вас, без сомнения, не могло не поразить.

“What is that?”

— Что именно?

“Why, that there is altogether too much strychnine about this case.

— Видите ли, во всем этом деле слишком много стрихнина.

This is the third time we run up against it.

Мы уже третий раз с ним сталкиваемся.

There was strychnine in Mrs. Inglethorp’s tonic.

Стрихнин в лекарстве миссис Инглторп.

There is the strychnine sold across the counter at Styles St. Mary by Mace.

Стрихнин, проданный мистером Мэйсом в аптеке в Стайлз-Сент-Мэри.

Now we have more strychnine, handled by one of the household.

Теперь мы опять встречаемся со стрихнином, который побывал в руках одного из домочадцев.

It is confusing; and, as you know, I do not like confusion.”

Это сбивает с толку, а как вы знаете, я не люблю путаницы.

Before I could reply, one of the other Belgians opened the door and stuck his head in.

Прежде чем я успел ответить, старый бельгиец, приоткрыв дверь, заглянул в комнату.

“There is a lady below, asking for Mr Hastings.”

— Там внизу леди спрашивает мистера Гастингса, — сообщил он.

“A lady?”

— Леди?

I jumped up.

Я вскочил.

Poirot followed me down the narrow stairs.

По узкой лестнице мы с Пуаро спустились вниз.

Mary Cavendish was standing in the doorway.

В дверях стояла Мэри Кавендиш.

“I have been visiting an old woman in the village,” she explained, “and as Lawrence told me you were with Monsieur Poirot I thought I would call for you.”

— Я навещала одну старушку в деревне, — объяснила она, — а так как Лоуренс сказал, что вы у мсьё Пуаро, то я решила зайти за вами.

“Alas, madame,” said Poirot, “I thought you had come to honour me with a visit!”

— Увы, мадам! — с видимым огорчением произнёс Пуаро. — Я-то подумал, что этим визитом вы оказали честь мне…

“I will some day, if you ask me,” she promised him, smiling.

— Как-нибудь в другой раз, если вы меня пригласите, — улыбаясь, пообещала Мэри.

“That is well.

— Хорошо.

If you should need a father confessor, madame”—she started ever so slightly—“remember, Papa Poirot is always at your service.”

Если, мадам, когда-нибудь вам понадобится исповедник… Она слегка вздрогнула. — …помните, что папа Пуаро всегда к вашим услугам.

She stared at him for a few minutes, as though seeking to read some deeper meaning into his words.

Несколько минут Мэри пристально смотрела на него, как будто стараясь найти в его словах какой-то скрытый смысл.

Then she turned abruptly away.

Затем резко отвернулась.

“Come, will you not walk back with us too, Monsieur Poirot?”

— Не пойдёте ли вместе с нами, мсьё Пуаро?

“Enchanted, madame.”

— С восторгом, мадам!

All the way to Styles, Mary talked fast and feverishly.

Всю дорогу до Стайлз-Корт Мэри быстро и лихорадочно говорила.

It struck me that in some way she was nervous of Poirot’s eyes.

Это поразило меня, и я понял, что взгляд Пуаро каким-то непонятным образом её нервировал.

The weather had broken, and the sharp wind was almost autumnal in its shrewishness.

Погода испортилась, резкий ветер был почти по-осеннему пронзителен.

Mary shivered a little, and buttoned her black sports coat closer.

Мэри слегка дрожала и плотнее застегнула пальто.

The wind through the trees made a mournful noise, like some great giant sighing.

Ветер печально стонал в деревьях, как будто вздыхал какой-то великан.

We walked up to the great door of Styles, and at once the knowledge came to us that something was wrong.

Мы подошли к большой двери дома и сразу почувствовали что-то неладное.

Dorcas came running out to meet us.

Навстречу нам выбежала Доркас.

She was crying and wringing her hands.

Она плакала и ломала руки.

I was aware of other servants huddled together in the background, all eyes and ears.

Я увидел, что и остальные слуги, сбившись вместе, насторожены и взволнованы.

“Oh, m’am!

— О, мэм!

Oh, m’am!

О, мэм!

I don’t know how to tell you——”

Не знаю, как и сказать…

“What is it, Dorcas?”

— Что случилось, Доркас? —

I asked impatiently. “Tell us at once.”

нетерпеливо спросил я. — Говорите немедленно!

“It’s those wicked detectives.

— Все эти вредные сыщики!

They’ve arrested him—they’ve arrested Mr. Cavendish!”

Они его арестовали. Они арестовали мистера Кавендиша!

“Arrested Lawrence?” I gasped.

— Арестовали Лоуренса? —

I saw a strange look come into Dorcas’s eyes.

воскликнул я.

“No, sir.

— Нет, сэр.

Not Mr. Lawrence—Mr. John.”

Не мистера Лоуренса… Мистера Джона!

Behind me, with a wild cry, Mary Cavendish fell heavily against me, and as I turned to catch her I met the quiet triumph in Poirot’s eyes.

За моей спиной, громко вскрикнув, Мэри Кавендиш тяжело упала на меня. Быстро повернувшись, чтобы её подхватить, я встретил взгляд Пуаро. Глаза его светились тихим торжеством.

Get short URL

Text alignment